Слеза

 

Cefied

 

 

            …Он проснулся от какого-то скрипа, донёсшегося с первого этажа. Голова гудела так, как будто вместила в себя все набатные колокола мира. К тому же, она ещё и ощутимо кружилась. Было паршиво. Вставать не хотелось. Впрочем, не хотелось вообще ничего. Он вытер вспотевший лоб и, освободив запутавшуюся в густых волосах руку, откинул её в сторону. Рука упала на что-то мягкое и тёплое. Превозмогая заходящуюся в неистовом кружении голову, он слегка повернулся вправо. Рядом лежало бесчувственное женское тело. Кое-как прикрытое обрывками одеяла, оно ровно дышало и источало тепло – остатки безумной страсти прошедшей ночи. Он закрыл глаза и минуту полежал, не двигаясь. Головокружение утихло, но вернулось с удвоенной силой, стоило ему ненароком пошевелиться. Сжав зубы, он медленно сел на кровати, ноги коснулись прохладных досок пола. Хотелось исчезнуть, но что разбудило его? Он обвёл взглядом помещение – обычная комната, что сдают за полмонеты в сутки в любом трактире. На полу были разбросаны какие-то тряпки, обломки стульев, битое стекло… Кое-где виднелись подозрительные бурые пятна – то ли кровь, то пятна вина. Кстати. Что же он пил? Память не открывала своих мутных глубин. Он сдавил виски и сосредоточился. Головокружение тут же послушно отступило. Хоть что-то.

            Его взгляд упал на руки. Рукав левой у запястья поменял оттенок… Высохшая кровь. Он отдёрнул его вверх – на бледной коже руки змеился едва заметный шрам. На миг перед глазами встала нечёткая картина: с каким-то дьявольским упорством здоровенным осколком бутылки он водит по руке. Глубокие раны сильно кровоточат, кровь течёт по руке, льётся на пол и сгорает, сгорает, сгорает, как реальность, как хрупкая бумага бытия от его дыхания… Как эта бессмысленная круговерть – сгорает, сгорает и никак не может сгореть…

            Фигня. На глаза попались несколько ящиков, сваленных в одну кучу в углу комнаты. Так сколько же он выпил? Много – если судить по сегодняшнему. Очень много. И, вероятно, так и не выяснил, есть ли предел.

            С первого этажа опять донёсся резкий скрип. Рассыпался цветным фонтаном перед его глазами – почти физическая боль. Какая падла там скрипит?! Все же разбежались. Выругавшись, он встал. Пойти и набить морду неизвестному. Превратить в кровавое месиво – за вчера. За сегодня. За то, что ходит. Просто так. Ибо не хрен.

            Битое стекло крошится под ногами. Бля. Ещё и тошнит. Пара шагов, и он толкает дверь. Наждачкой по натянутым нервам – с заунывным, вынимающим душу звуком проклятая дверь открылась. Лестница тоже усеяна обломками. У перил труп – на месте лица выжжен глубокий тёмный провал. Хорошо оттянулся. Смачно.  Он перевёл взгляд вниз. Никого. Врёшь, сволочь, меня не обманешь. На первом этаже тот же бардак. Перевёрнутые столы и стулья, битая посуда, тела тех, кто не сразу понял… Не торопясь. Грязные ступени протяжно воют – а вчера, должно быть, было шумно. До чего хреново. Последняя ступенька. Где этот фигов деятель?

            – …Твою мать!!! – споткнулся о что-то вязкое. Ноздрей коснулся запах горелой плоти. Не взглянув под ноги, кое-как обошёл. Ну, где? Зал пуст. На кухню забился, что ли? Он достиг края стены – и увидел доселе скрытое.

            …В проёме входной двери, вопреки обыкновению одетый во всё чёрное – небрежная поза, блеск серебра в ушах и на тонких кистях, два бездонных синих провала глаз – стоял он.

            – Цефеид... – одно-единственное судорожное слово.

Сквозь замершее время – мягкий свет в сумраке зала. Его кожа еле заметно светится. Он чуть шевельнулся и вновь нерешительно замер. Серебристые волосы непослушными волнами струятся по плечам, чёрный шёлк оттеняет невозможно бледную кожу шеи – должно быть, бархатистую и необычно нежную на ощупь. Чары – воздух почти осязаемо густел от них, дыхание перехватывало – легко и почти незаметно. Сон. Не разрушить хрупкость сна.

            Какую, к чёрту, хрупкость?!. Этот, утони его Мать в Океане Хаоса, хрупкий сон одним взглядом способен погрузить тебя в глубины ада. Белый ад – Свет не оставит даже пепла. Холодок пробежал по спине – почему он не почувствовал его прихода?! Хмель не рассеялся – слишком много – но тело мгновенно напряглось, готовясь нанести удар. Ворожить вздумал, засранец.

            – Давно не получал? – на одном выдохе. – Я тебе рога-то пообломаю!..

            …Злющий, как сам Сатана, неукротимый, словно разбушевавшаяся Стихия, глаза неистово полыхают алым огнём – отпусти себя, утонешь в них и навеки останешься в Преисподней. Малодушное желание бежать, бежать отсюда и никогда больше не видеть – «Я останусь... Но, Господи, почему же так неловко?!.» Он готов к нападению – всегда, в любой момент. Ведь сейчас будет поздно…

            Осторожно, словно боясь сломать повисшую тишину, Светоносец отвёл руку за спину и – как в замедленной съёмке – всё ближе и ближе; в его руке немой красотой застыло… оно. Переливающийся всеми цветами радуги напиток, заключённый в изящную бутыль светло-синего стекла. Руби-Ай застыл, глядя на игру оттенков магического зелья. Его рука едва дёрнулась, но в этот момент Цефеид, всё так же осторожно и плавно, шагнул вперёд. Легонько задел плечом Повелителя Тьмы, прошёл мимо, а когда Шабранигдо обернулся, его взору предстал полностью сервированный небольшой столик. Мрак сгустился, трактирный зал исчез вместе со всем бардаком и трупами – стол, казалось, парил в тёмной невесомости. К нему вела дорога из неярких серебристых звёзд, оставшаяся за Светоносным.

            Аура Цефеида спокойна – лишь еле заметное напряжение. Шабранигдо усмехнулся. Он решил принять вызов. Тем более, что похмелиться не помешает. Обогнав Дракона на дороге из звёзд, Ма-о взял бутылку – пальцы Цефеида покорно разжались, выпуская ценную ношу. Фыркнув:

            – Ты наивен и глуп. Думал, одной жалкой бутылки мне хватит? – Руби-Ай присосался к горлышку.

            Ничего не ответив и улыбнувшись краешком губ, Светоносный сел в дорогое, обитое красным бархатом кресло. Второе такое же появилось около Рубиноокого, который тем временем всё пил и пил. Содержимое бутыли почему-то никак не кончалось – хотя количеству сделанных глотков позавидовал бы любой богатырь. Наконец, Шабранигдо опустил волшебную ёмкость – содержимого не убавилось ни на сантиметр. Выжидающе взглянув на своего светлого собутыльника, Тёмный сел в кресло и, поколебавшись секунду, поставил бутыль на стол. Ему уже становилось лучше. Выпитое почти ощутимо впитывалось в кровь, неся с собой приятное тепло, – все синдромы похмелья исчезли. Одарив Шабранигдо загадочным взглядом, Цефеид материализовал на столе два украшенных рубинами кубка – этот драгоценный камень Ма-о любил больше остальных. Как само собой разумеющееся, Руби-Ай вдруг понял, что странная цветная жидкость окутывает его астральное тело слабым сиянием – оно нисколько не раздражало, а только пьянило. Ни один человеческий напиток не способен вызвать хотя бы отдалённо похожие ощущения – это вино было создано специально для таких существ, как он и Пламенеющий Дракон. Где Цефеид откопал подобное?

            Требовательный взгляд непроницаемо алых глаз.

            – Ну?..

            Светоносец смутился, но, тем не менее, уверенно произнёс:

            – Наливай.

 

            –…Смотри, – в сложенных ладонях Цефеида появился пронзительно чёткий голубой шар. Кое-где на нём виднелась мутноватая белёсая пелена, но в многочисленные просветы можно было разглядеть миниатюрные материки до боли знакомых очертаний.

            – Это же…

            Цефеид мягко улыбнулся.

            – Да. Наш дом.

            Сколько времени они сидели и пили вместе – никто уже не мог бы сказать даже приблизительно. Божественная радужная жидкость всё не кончалась, по-прежнему пилась на удивление легко, не вызывая неприятных ощущений – напротив, с каждым глотком на душе становилось чище и легче. Напряжение, накопленное за многие столетия, куда-то отступило, и, хотя Руби-Ай не забывал, что перед ним сидит его извечный враг, драться пока не хотелось даже ему, Разрушителю. Когда кончилась вторая вечность и была на исходе третья, память начала заволакиваться приятным туманом. Бытие распалось на множество кусочков – это вовсе не вызывало дискомфорта – каждый осколок нёс в себе ощущение всемировой гармонии, которая, казалось, пронизывала всё сущее. Она не вызывала отторжения – она умиротворяла и успокаивала истерзанные души. Цепь ярких эпизодов, над которыми не властно само время… Цефеид, уловив смутную просьбу в глазах своего спутника, встаёт и начинает танцевать так, как умеет только он. Музыка льётся отовсюду, и, делая наслаждение нестерпимо острым – такого блаженства просто не может существовать, Цефеид поёт… Туман. Стола уже нет. Нет ничего. Только тёмная, с редкими звёздами пустота, и в этой пустоте – двое. Они стоят и смотрят, просто смотрят друг на друга. Что они видят и чувствуют, о том никто из них не мог вспомнить потом – лишь лёгкий отблеск ощущения, сводящего с ума уже возможностью своего существования... Пелена. Зарывшись лицом в чёрные, как ночь, длинные волосы Шабранигдо, прерывающимся робким голосом – Рубиноокий никогда не слышал от него ничего подобного – Цефеид шепчет:

            – …Я, только я виноват во всём… Прости… Пожалуйста, прости меня…

            Откуда-то сверху падают снежинки. Мягкие светлые волосы щекочут его лицо, перед глазами – безупречно изящные очертания двух тонких витых рогов Светоносца, кончики пальцев Тёмного легонько касаются чуть удлинённого уха, его губы что-то шепчут в ответ … Всё тонет.

            …Немного наклонившись и сдув волосы, Шабранигдо резко впивается в незащищённое плечо. Цефеид вздрагивает, но не пытается вырваться. Кровь Светлого обжигает его губы и дурманит, дурманит, дурманит почти как выпитая совсем недавно радуга. Яркое марево застит глаза, жилы рвутся, в ушах треск огня: белого или алого – уже не разобрать. Гигантский взрыв заставил материк содрогнуться до основания – землетрясение не прекратилось, подземные толчки только набирали силу. На месте той самой таверны, неровно колеблясь, до небес вздымался огромный вихрь энергии – двух энергий, слившихся в одну. Чёрно-белые сполохи – и ничего, кроме них – исчезли, слившись в одно, даже небо и земля. Буйство стихий – вместо слов. Всё сказано и всё понято, да кто и как мог лучше понять двух вечных спутников, кроме них самих?

 

 

            Как всё закончилось, никто не помнил. Цефеид очнулся в горах – рядом никого не было. Мысленно возблагодарив за это Творца, он попытался восстановить всю картину происшедшего. Убедившись в тщетности этих попыток, Цефеид прислушался к миру. Беглый осмотр токов энергий показал, что один из материков исчез с лица земли. Тот самый. Обречённо вздохнув, Светоносец встал. Он слишком хорошо понимал, что последует за происшедшим. Но такой прыти не ожидал даже он.

            Земля вздрогнула, Цефеид молниеносно обернулся и застыл, глядя, как над горизонтом встаёт огромный гриб красно-чёрного дыма. Крик умер на губах, не родившись. В той стороне было поселение серебряных драконов – безупречно прекрасных, наделённых почти таким же обликом, как он сам, но, без сомнения, гораздо более слабых.

            Огромный дракон летел над горами, приближаясь к горящей долине – жадное алое пламя и ураган взрывной волны доедали то, что было деревьями, постройками, живыми существами. Но во много раз страшнее была та невидимая сила, что не оставляла ни малейшей надежды живым существам – излучение не действовало лишь на двоих…

            Цефеид кинулся в самое пекло, зная, что там он найдёт виновника. И действительно, словно повинуясь неслышному приказу своего вечного повелителя, пламя чуть осело, открывая обзор новоприбывшему. На высоте пяти метров над землёй, в своей человеческой ипостаси, застыла фигура Разрушителя. Но он был не один. Вытянутой рукой он держал за горло извивающуюся фигуру – тоже человеческую. Приняв облик человека и приглядевшись, Цефеид с холодящей обречённостью узнал своего любимого ученика из племени серебряных драконов – скорее всего, последнего оставшегося в живых. Впрочем, жизнь в нём поддерживал Руби-Ай – и явно не для того, чтобы спасти. Светоносец мог догадаться. Мог понять, что удар будет нанесён именно сюда и что Шабранигдо нужен именно этот дракон. Мог, но не успел… Одного взгляда на несчастное существо, бьющееся в руках Повелителя Тьмы, было достаточно, чтобы понять. Дракон был поразительно похож на самого Цефеида – как внешне, так и аурой… Боясь даже думать о том, что сейчас сделает Шабранигдо со своей жертвой, Цефеид стрелой метнулся вверх, в тщетной попытке спасти или хотя бы оборвать его страдания. Рубиноокий чуть помедлил, давая время своему врагу подлететь поближе, и, когда у Пламенеющего уже появилась надежда, что он успеет – оставался от силы метр – именно в этот момент с издевательской улыбкой Шабранигдо резко вскинул вторую руку. Отвратительно громкое хлюпанье – и в окровавленной руке Тёмного оказалось ещё бьющееся сердце серебряного дракона. Цефеид отпрянул, словно налетев на невидимую преграду – впрочем, Шабранигдо, не будь дураком, действительно окружил себя защитным полем. Тело в руке Ма-о через секунду превратилось в пепел. Светоносец, не в силах двинуться, смотрел, как Шабранигдо, продолжая улыбаться и глядя ему прямо в глаза, медленно сжимает пальцы, превращая сердце в бесформенный кровавый комок.

            Чувствуя себя в родной стихии, Руби-Ай наслаждался потерянным видом своего вечного спутника – он давно уже перестал задавать себе вопрос, почему беспомощность Цефеида доставляет ему такое наслаждение. Но Шабранигдо прекрасно знал, что сейчас, через миг, бог Дракон вспыхнет слепящим пламенем, безжалостно и неудержимо, и все силы отдаст на то, чтобы убить его. Не желая портить себе моральное удовлетворение и оставляя на сей раз последнее слово за собой, Рубиноокий переместился на другой конец земли – Пламенеющий сейчас скорее предастся скорби, чем будет преследовать его по всей планете.

            Последнее, что увидел Шабранигдо перед телепортацией, была кровавая слеза, медленно ползущая по щеке Цефеида…

 

 

 

21 сентября 2003 года