Cefied

 

 

  Моему Иню посвящается…

 

Вечное противостояние Света и Тьмы. Те два начала, что не могут существовать друг без друга; две вечности, неистово любящие и люто ненавидящие одна другую, – гармония в борьбе, упорядоченность в хаосе – незыблемый закон бытия.



   Каменистая пустыня с озёрами лавы. Пустынный однообразный пейзаж. Одинокий мужчина не спеша брёл меж камней. Чуть сутулая фигура, задумчивое лицо, томные и, в то же время, безыскусные движения.

   Пройдя несколько метров, человек остановился и взглянул в небо, чёрно-серое от гари и дыма. Его глубокие голубые глаза затуманила лёгкая печаль. Он не тосковал по прошлому – говорят, тоска неведома богам, но он ясно чувствовал нарушение той чудесной гармонии и того равновесия, что присутствовали ещё, казалось, так недавно. Ощущение неправильности происходящего, не замеченной вовремя роковой ошибки смущало его пресветлый дух, наполняло сомнением в успешности замысла Повелителя. "Тот хрупкий и бесценный дар, который был преподнесён нам неведомо за что… Мы сломали его." Как ему хотелось бросить эти слова в лицо своему извечному спутнику: "Ты сломал его". И как он избегал мыслей о том, что то же самое в равной степени относится и к нему самому.

   Вы знаете, как неприятно существу Света ощущать дисгармонию в самом себе?

   Исправить что-либо было невозможно: будь он один в этом мире, он бы смог заполнить его собой, тем лучезарным белым пламенем, что составляет саму суть его существа, но ведь везде неизменно, как чудовищная тень, появлялся этот придурок и осквернял самое святое. Полыхающий Бог-Дракон – а это был именно он – медленно отвёл взгляд от небосвода. При мысли о Рубинооком мерзавце, который всегда гадил именно там, где Пресветлый наводил святость, глаза Цефеида наполнились испепеляющим Светом – стихия, полыхавшая в нём, искала выхода, жаждала сжечь Разрушителя.

    Когда, как наступил тот переломный момент, сделавший бывших коллег, со-творцов, врагами, Цефеид сказать не мог. Сейчас для него ненависть к Шабранигдо стала вполне естественным чувством, но ведь когда-то… Когда-то было не так.

 

  …Наступил один из первых рассветов новорождённого мира. Прекрасные девственные леса, высокие гордые скалы, бархатное небо с меркнущими звёздами, прозрачные синие реки – рай на земле. Медленно и величественно из-за линии горизонта поднимался солнечный диск. Тихо и пустынно, ни дуновения ветерка, ни крика птицы или зверя. Воздух чист и пронзительно ясен. На каменном уступе, резко обрывающемся вниз отвесной скалой, двое встречали рассвет. Один из них  – смуглый молодой мужчина с густыми чёрными волосами; его обычно упрямое выражение лица сейчас смягчено и спокойно, он задумчиво смотрел вдаль. Второй – белокожий и утончённый, с идеально правильными чертами лица, с немым восторгом наблюдал восход. Оба молчали – торжественность и красота мгновения выше любых слов.

   Мир пока ещё пуст. Двое – Шабранигдо и Цефеид – ещё только должны населить его, а сейчас – их никто не может отвлечь, им никто не может помешать; они одни, но они не одиноки. Мудрость Золотого Повелителя – они были созданы одновременно, им был дан один на двоих мир, они составляют одно целое.

 …Первые лучи осветили две фигуры, безмолвно застывшие на уступе; позолотили белое одеяние одного и разбросали тусклые блики на кожаной одежде другого. Цефеид перевёл взгляд на своего спутника и замер, восхищённый, - в рубиновом сиянии глаз Шабранигдо мерцали золотые отблески восходящего солнца. Черноволосый повернул голову и, поймав взгляд бездонных голубых глаз, улыбнулся в ответ.

   Повинуясь внезапному порыву, Цефеид коснулся руки своего спутника – Шабранигдо ответил на это полувоздушное прикосновение ещё одной лёгкой улыбкой, и в этот момент святая тишина истинного единения наполнила их души, соединяя и благословляя навеки со-творцов, хозяев чудесного новорождённого мира…

 

    Это счастливое "когда-то" тянулось долго, очень долго. Они не считали лет, столетий, а может, даже тысячелетий. Спроси кого-то из них, сколько прошло времени с тех самых пор, вряд ли они ответят, но сама та жизнь запечатлелась в их памяти с поражающей воображение точностью – люди так не помнят…

 

   Однажды радостный Светоносный Дракон отыскал своего друга, одиноко слонявшегося среди вечного холода заснеженных вершин (они всегда безошибочно чувствовали друг друга – расстояние не имело значения). Шабранигдо пребывал в философичном задумчивом оцепенении, но, увидев освещённое какой-то особенной, тихой радостью лицо своей светлой половинки, обратился весь во внимание.

  – Да? – негромко, почти ласково произнёс он.

  Вместо ответа Цефеид плавно взмахнул тонкой аристократичной рукой с необыкновенно длинными изящными пальцами – то ли танец, то ли пасс нового заклинания – и случилось чудо. В звенящей утренней тишине, в предрассветном полумраке на белоснежном пушистом снегу выросли и распустились прекрасные хрупкие цветы. Их полупрозрачные лепестки цвета глаз самого Цефеида были пронизаны прожилками льда – они вырастали, раскрывались, наполняя морозный воздух нежным ароматом, и тут же умирали, рассыпаясь на миллионы сверкающих снежинок.

  – Это для тебя, – безмолвно прошептали губы Цефеида.

  Шабранигдо потрясённо молчал. О чём думал, что чувствовал он в эту минуту – то вряд ли можно выразить словами, да и не нужно, в сущности. Есть чувства, пред которыми бессилен даже самый богатый язык – остаётся, лишь указав на них, молча пройти мимо и оставить душам двоих связавшую их тайну…

 

     Бывало, они спорили по пустякам, но никогда это не выходило за определённые рамки. И хотя Шабранигдо был довольно вспыльчив, а Цефеид невероятно горд, они великолепно находили общий язык, понимая друг друга с полуслова. Но то ли понимание всё же было не таким глубоким, то ли что-то изменилось в них самих, а то ли так и должно было быть по замыслу Создателя, но… случилось то, что случилось. И… что может быть глупее вопроса почему?

   Нечто похожее на боль и сожаление о невозвратимом пронзило душу Светлого бога, его лицо исказилось, но лишь на секунду – из глубин его естества поднималась слепая ярость – давала знать о себе уязвленная гордость, оскорблённое самолюбие жаждало отмщения.

 

  –…Слушай, убирайся, пока не получил! Мне [цензура]твои [цензура]указания, идиот!!!      [цензура][цензура], оставь меня в покое и не суй нос не в свои [цензура]дела! В прошлый раз ты мне уже всё испортил своими, блин, [цензура] советами – мне их пришлось уничтожить!

   Оторопь. Не знакомое ещё ощущение – похоже на огонь, только ярче. Оно затмевало разум, заставляло забыть то, о чём помнишь всегда.

   Импульс из глубин подсознания. Резкое движение. Рука перехвачена в нескольких сантиметрах от смуглого лица.

   – [ЦЕНЗУРА!!!] Ну ты попал, парень.

  Говорят, что процесс творчества сложен и трудоёмок. Правду говорят.

 

  …Ту первую драку Цефеид запомнил лучше всего. Шабранигдо, казалось, был создан для битв; эта его бурная натура, яростный темперамент, даже его ярко-алые глаза, загорающиеся безумным неукротимым пламенем злости, – всё идеально соответствовало духу бойца.

Цефеиду, напротив, драться сначала не понравилось (особенно после первого раза), но скоро он втянулся, освоил постепенно все премудрости боя – и стал опасным противником.

   Впрочем, после того раза они не сделались врагами, а даже, напротив, помирились. Сложно сказать, кто был инициатором примирения: Цефеид ненавязчиво искал случайной встречи со своим вспыльчивым другом, а Шабранигдо старательно пытался её не избежать – так и свиделись. Преодолев стену отчуждения, постепенно разговорились о том, что предстоит сделать, о драке старались не вспоминать, так как извиняться никто, разумеется, не желал – так и замяли. Но оба запомнили. Цефеид – нанесённую ему однажды обиду, Шабранигдо – пленительное безумие боя.

 

   Вновь плавной, спокойной рекой потекла стихия времени. Мир постепенно заселялся, хотя до прихода первых разумных созданий было ещё далеко. Цефеид был мастером форм – его создания обладали изящностью и редкостной красотой, словно уподобляясь своему создателю. Создания Шабранигдо по сравнению с творениями Светлого бога, может быть, были не так прекрасны внешне, но с точки зрения выживания в реальном мире и целесообразности всего их строения им не было равных. Цефеид был мечтателем, Шабранигдо – более реалистом и прагматиком, для которого польза и логика важнее красоты. Иногда они создавали каких-то существ вместе – тогда в мир вступала истинная гармония, идеальное соотношение формы и содержания, и мир замирал, словно в восхищении наблюдая воплощение самого тайного и святого действия – акта творения.

   Мир стремительно менялся – а значит, не мог отныне вмещать в себя что-то вечное: не стали исключением и отношения Шабранигдо и Цефеида…

 

  …В последнее время Тёмному богу не везло: ему казалось, что Цефеид лучше справляется с обязанностями творца – это не могло не нервировать честолюбивого Шабранигдо. Не то чтобы он ему завидовал, но в грязь лицом ударить не хочется никогда. Цефеид, окрылённый собственными успехами, ничего не замечал, уйдя с головой в работу.

   Как-то раз Шабранигдо был сильно не в духе. Светлый бог, чья интуиция именно сейчас не вовремя заснула под порывом вдохновения (обычно он точно чувствовал настроение своего напарника), пригласил Рубиноокого полюбоваться на своё новое творение. Гордыня и хвастовство почудились Шабранигдо в голосе его друга – а может, они действительно там были, кто же теперь скажет точно? – да только переместился Тёмный бог сквозь пространство отнюдь не в лучшем настроении. Цефеид по-прежнему ничего не видел, беззаботно щебеча что-то о своём очередном создании, а Шабранигдо потихоньку сатанел, глядя на довольное лицо товарища и слушая его болтовню. Всё чаще мелькала мысль: "Издевается, гад… Насмехается. Считает себя выше! Эгоист, он даже не думает, что могу чувствовать я…"

 …Цефеид осёкся на полуслове, когда Шабранигдо медленно поднял голову и встретился с ним взглядом. В глазах Тёмного плясали языки алого пламени.

  – Что с тобой? – растерянно спросил Пресветлый бог.

  Шабранигдо усмехнулся.

  – Считаешь себя крутым, да?.. Действительно: такой искусный творец и такой замечательный воин, – речь Красноокого сочилась ядом.

   Воспоминания первой и единственной их драки живо встали перед глазами Цефеида. То, о чём он менее всего хотел вспоминать.

  – Помолчи! Что  т ы  сделал для  м о е г о  мира, чтобы кидать мне в лицо эти слова? Ты, который за всю свою жизнь едва ли сотворил что-то путное? – Шабранигдо ждал ненависти и злости, может быть, обиды и всё равно злости, но он не ожидал наткнуться на холодную стену презрения. Унижающего пренебрежения от равного…

   Кто виноват? Цефеид ответил унижением на унижение, Шабранигдо – ядом на безразличие, и никто не вспомнил о том, что связывало их вместе, лишь о том, что разъединяло.

   В следующее мгновение два существа, развоплотившись, сплелись в яростный бушующий смерч – не так, как раньше, обретая гармонию целого, а стремясь подавить, уничтожить один другого.

  …В тот день земля впервые была выжжена от горизонта до горизонта, дым пожара застил небеса, и мир познал смерть. Цефеид не простил Шабранигдо убийство своих созданий и ответил тем же, как-то ночью превратив в белёсый пепел всех существ, сотворённых Ruby-Eye’ем. О примирении не могло быть и речи. Началась война. Война, в которой не могло быть победителя. Война за владычество над когда-то общим миром. Теперь каждый считал его только своим… И не было третьего, чтобы остановить это безумие, заставить оглянуться, подумать, вспомнить о былом.

 

  …Сейчас мир уже и близко не напоминал тот рай, что был дарован двум друзьям, теперь это был ад непримиримых врагов. Всё живое погибло, леса, цветущие равнины, горы превратились в выжженные пустыни и просто груды камней. "Мы не смогли сохранить его…"

    Ярость, вызванная мыслями о случившемся, заполонила душу Светлого бога – он сделал резкое движение рукой, и мужчина, стоявший посреди пустыни, исчез, а на его месте появился гигантский светящийся дракон. Взмахнув мощными крыльями, призрачное создание легко оторвалось от земли и через секунду уже достигло извергающегося на горизонте вулкана. Вой ветра, стремительно мелькающая внизу земля – он летел туда, где – он безошибочно чувствовал это – находился его извечный враг. Подобно комете, ярким росчерком разделившей небо на две части, Цефеид мгновенно оказался рядом с Повелителем Тьмы. Разумеется, он не застал его врасплох – об этом и речи не могло быть: оба слишком хорошо ощущали друг друга – Шабранигдо вскинулся и вновь, без объяснений и без разговоров завязалась схватка. Две сущности, два потока энергии – чёрный и белый сплелись в огромный, до небес, вихрь – пространство задрожало от сотрясавшего его напряжения, и земля, в который уж раз, дрогнула и пошла трещинами.

   "…Такой похожий и настолько другой. Как я хочу уничтожить его, убить и одновременно как я дорожу им. Не видеть его никогда, забыть о нём и не вспоминать; поглотить, вобрать его в себя, стать с ним одним существом, слиться навеки… Какое из этих двух желаний сильнее, я не знаю – сильны оба. И это противоречие когда-нибудь сведёт меня с ума".

    Вечная череда битв продолжалась; закончится один бой, начнётся новый. Бесконечный, нерасторжимый круг – противостояние Света и Тьмы. Связанные одной цепью до конца времён, скованные друг с другом на тот срок, имя которому – вечность. Страшное слово, слово-приговор, слово-судьба. То, что было определено самим роком – неумолимым и безжалостным. Обречённые всегда находить друг друга, даже тогда, когда не ищут, вынужденные быть друг подле друга, приговорённые чувствовать…

 

    Редкая звёздная ночь в мире мглы и дыма. Звенящая тишина и спокойствие после грохота сражения. Леденящий ветер. Разрывающий душу крик в безразличные далёкие небеса. 

  

   …О Господи, как же я тебя люблю и как же я ненавижу тебя!..

 

 

ноябрь 2002

 

 



Назад в Библиотекуlina-sama@yandex.ru

Хостинг от uCoz