(поймано в Интернете)

Кселлос опрокинул бутылку 180 градусной водки в кофейник и уселся поудобнее в ожидании веселухи. Лина, Филия и Зелгадис, только что прибывшие в гостиницу, осторожно осматривались. Филия успела притащить свой огромный розовый чемодан в комнату, пока Зелгадис с легким отвращением оглядевшись, схватил чашку с кофе (кофеин, опиат массового употребления) и начал маленькими глотками пить. Лина, будучи в отвратительном настроении, поскольку Гаури опять заблудился, вошла в комнату и в легком раздражении села.

Когда все собрались в гостиной и расселись, как обычно, Кселлос предложил тошнотворно-бодрым голосом:

• Кто-нибудь желает сыграть в “правду или вызов”?

- Да пошел ты! – сказал Зелгадис, сосредоточившись на мыслях о кофе с водкой.

- Что? Боишься играть? – подначил Кселлос.

Филия попыталась контролировать свой взгляд, в котором явно сквозило отвращение, но без особого успеха.

- Не с тобой.

Лина пожала плечами.

Кселлос присел.

- Вызов.

Слеера огляделись.

- Лина, - сказал Кселлос, - я вызываю тебя спеть песню и станцевать под нее что-нибудь.

Лина кинула на него сердитый взгляд, подняв руки, словно собираясь швырнуть фаэрболл, но быстро передумала.

- Но я не умею петь.

- Не важно, - сказал Кселлос.

Лина снова нахмурилась, спросила: “Кто-нибудь смотрит?”, получила в ответ поспешное “Нет”, после чего покраснела и медленно запела, время от времени переставляя ноги:

- Конечно, - ответил Зелгадис. - Твоя очередь.

Лина улыбнулась.

- Я не играю.

- Разумеется, играешь. Правда или вызов?

Зелгадис поворчал минуты две, прежде чем ответить: “Правда”.

- Хорошо, - сказала Филия улыбаясь. - Мы можем спросить насчет Амелии!

Зелгадис закашлялся.

- Хммм, - задумалась Лина, прежде чем в комнате надолго воцарилась тишина, а Зелгадис начал творчески обдумывать те жестокие пытки, которым подвергнут обреченную химеру.

- Прекрасная идея. Отлично, Зелгадис, - поддержала его Лина. - Я вызываю тебя позволить Филии нарядить себя.

Зелгадис сжался.

- Тогда почему бы тебе не рассказать нам о твоих чувствах к Амелии…

Зелгадис медленно покрывался румянцем, пока Филия одевала его.

- О, у меня есть несколько прелестных платьев, - расчувствовалась она. - Только позволь мне достать их.

Филия порылась в своих чемоданах. Сначала она достала обычное розовое платье, потом за ним последовало прозрачное платье. Последнее из них было с длинной приталенной юбкой и длинными широкими рукавами.

- То с широкими рукавами, - сказала Лина.

Филия накинула платье на ворчащего Зелгадиса, и он медленно вышел в соседнюю комнату, брезгливо зажав платье между пальцев.

Лина, Кселлос и Филия ожидали его появления, прислушиваясь к потоку ругани, доносившемуся из комнаты.

- Оно мне не идет, - запротестовал Зелгадис.

- Выходи, - приказала Лина.

Дверь медленно открылась, и показался Зелгадис в длинном розовом платье, плечики сползали на его руки, розовые буфы с другой стороны едва не зацепились за дверь. Огромный бант позади платья уныло поник, как будто соглашаясь с тем, что тот, на ком было надето то, что сейчас на химере, никогда не наряжался в розовые платья принцессы.

Зелгадис, исполнив то, на что его вызвали, повернулся и выбежал из комнаты, чтобы снова переодеться в белое, или, как он настаивал, в бежевое.

- Подожди, - позвала Лина. - Мы хотим это заснять.

Это заявление только заставило Зела бежать быстрее. Но Кселлос успел сделать снимок за секунду до того, как хлопнула дверь.

Когда Зелгадис, наконец, вернулся, он повернулся к Филии и спросил:

Зелгадис помедлил мгновение, потом задал вопрос:

Филия улыбнулась, отхлебнула чая и сказала:

- О… - вырвалось у окружающих.

Филия улыбнулась, порылась в своей сумке и достала розовую губную помаду, лосьон, тени для век, тушь для ресниц и папильотки для ресниц.

Кселлос поиграл с косметикой, наложил тени для глаз на губы и украсил щеки узором с помощью губной помады.

- Убирайся! – завопила Филия, угрожая ему своей булавой. – И выбрось этот хлам.

Кселлос исчез и возник рядом с кухонными отбросами, швырнул туда косметику и вернулся на свое место.

- Зелгадис, - изрек он.

- Почему я? – спросила измученная химера.

- Правда или вызов.

- Правда.

- Расскажи нам о своей первой любви.

Зелгадис покраснел.

- Твоей первой человеческой любви, - пояснила Лина.

- Я ответил, - сказал Зел, отпив немного кофе. – Потом был мой меч.

- Моя… э… сестра. Это семейная традиция.

- У тебя нет сестры, - уточнила Лина.

- Проклятье. Затем… - Зелгадис покраснел еще сильнее.

- Э… - Зелгадис закашлялся, пытаясь скрыть свой голос, - Э… кашель… Э… Эрис.

- Что? – воскликнули все, едва ли не в унисон.

Он откашлялся.

Он помчался за новой чашкой кофе, в который Кселлос щедро подлил водки.

Зелгадис вернулся на свое место, выпил кофе, потом обернулся к Кселлосу и спросил:

- Вызов, - ответил Кселлос, ухмыляясь.

Зелгадис схватил сумочку Филии и изучил ее содержимое.

- Вот, - заявил он, достав лак для ногтей с этикеткой “перламутровый розовый”, прежде чем добавить: - Накрасься.

Кселлос взял лак для ногтей, недоумевая, осмотрел его, а потом отвинтил крышку и медленно накрасил первый ноготь. Через несколько минут, начиная наносить маникюр на правую руку, он сказал:

- Может быть, лак не самого лучшего качества… - предположила Лина, в то время как Филия зарычала, пытаясь сдержать свою булаву и начинающий инстинктивно появляться хвост.

Собравшиеся несколько мгновений рассматривали Кселлоса, чьи ногти стали розовыми, как у детской куклы, потом захлопали в ладоши, прежде чем сказать:

- Твоя очередь, - напомнил Зелгадис.

Кселлос огляделся.

- Правда, - ответил Зелгадис.

Зелгадис подавился.

- Я запишу, - оживилась Филия, схватив магнитофон.

- Нет, - возразила Лина. – Давай, запишем это на видео.

Кселлос достал видеокамеру и передал Лине, которая нажала на клавишу “запись”.

- Э… - сказал Зелгадис. – Я полагаю, что она хороший белый маг…

Филия сделала первую пометку на доске маркером.

- Э… я полагаю, что она хорошо одевается… много… э… белого, - продолжал Зелгадис, стараясь не покраснеть; но сделать это было нелегко, слишком много алкоголя плавало сейчас в его крови.

- Э… мне нравится черное, и ее волосы черные…

- Эрис? – предположила Лина.

Зелгадис попытался закрыть лоб рукой, прежде чем продолжить:

- Э… с ней я не чувствую себя неполноценным…

В этот момент Кселлос решил наполнить радостью эти длинные паузы, стащив булаву Филии, пока она размышляла так или иначе разукрасить цветным мелом доску с пометками. Она зарычала, увидев свое пропавшее оружие и рванула за ним, схватив булаву, она проволокла ее через всю комнату в погоне за Кселлосом.

Филия вернула себе булаву и теперь осматривала ее, словно больного котенка.

Зелгадис ссутулился, бормоча что-то себе под нос.

Когда Лина приблизилась к нему, она услышала его шепот:

Зелгадис сгорбился, выглядя, словно животное, попавшее в капкан, целиком поглощенное мыслями о том, как перегрызть путы и унести ноги.

Зелгадис продолжал думать, изредка бубня: “Не должен сбиться с пути, Зелгадис, не должен сбиться с пути”, в то время как остальные подтянулись поближе, чтобы различить отдельные слова, и что более важно, записать их для потомства.

Зелгадис еще сильнее стиснул свой меч.

Лина зарычала и выкрикнула:

Лина пихнула Кселлоса и прошептала:

Зелгадис выглядел так, словно того и гляди упадет, когда Кселлос прошептал снова:

Далее следует длительный перерыв, случившийся пока Филия, Кселлос и Лина обсуждали погоду.

Тем временем Зелгадис возвратился, Гаури нашелся и присоединился к остальным, также как и Амелия. Решил появиться Вальгарв, и Эрис вернулась из мертвых ради этого особенного события. (Мы допускаем, что она клонировала себя, или сделала свою копию).

Зелгадис возвратился и присел, как раз в тот момент, когда Лина сказала:

Зелгадис нахмурился:

Зелгадис, в значительно большей степени, чем он мог бы себе признаться, попавший под воздействие алкоголя, спросил обманчиво спокойным голосом:

Он оглядел комнату.

Эрис огляделась, вздохнула, потом встряхнулась и повернулась к Вальгарву, к которому испытала странное сочувствие.

Слеера удивленно подняли брови, а потом Вальгарв повернулся к Кселлосу и сказал:

Кселлос содрогнулся так, как будто его повторно шарахнуло электротоком.

Но, ощущая, что у него есть еще возможность побыть садистом, он заявил:

Конец