Справедливость цвета слёз.

Инэйлэ

 

Я не знаю, что ждет впереди

Может Свет, а может быть Тьма.

Кто во мне эту боль пробудил

Или я разбудила сама?

Все, что было - рассыпалось в прах,

Растворилось, как призрачный сон

Только стон на моих губах

И зловеще молчит телефон.

Жизнь прекрасна - вокруг твердят...

Может, правда, а может, бред.

И вино превратилось в яд,

Неужели здесь выхода нет?

Может, стоит глаза раскрыть

И на мир по другому взглянуть -

Ведь судьбы не оборвана нить

И к вершине не кончился путь.

(с) Ассиди

 

 

- Мама!.. Мамочка!..

Тонкий, жалобный детский крик разорвал относительную тишину городской ночи. Несколько секунд ничего не происходило, были слышны лишь горькие, безутешные всхлипы, но затем где-то хлопнула дверь, тишину нарушили тяжёлые шаги – кто-то, видимо, пытался красться на цыпочках, производя как можно меньше шума, но получалось у него из рук вон плохо… Звякнув ручкой и еле слышно щёлкнув замком, дверь отворилась, и в комнату проник тускло-золотистый свет ночного фонарика.

- Эмалия!

В комнату вдвинулась массивная фигура, грубый, мощный голос старался звучать как можно тише и мягче.

- Папочка!.. – в коконе одеял на кровати возникло шевеление, и вскоре из него показалась маленькая фигурка. Массивная фигура опустилась на краешек кровати, поставив ночной фонарь на тумбочку и зашарила по полированной поверхности в поисках выключателя для более яркой лампы, прикрытой абажуром из плотной ткани. Мгновением позже маленькая фигурка бросилась к ней на шею. В этом момент наконец загорелась лампа.

Яркий в сравнении с фонарём свет озарил комнату, вырвав из тенёт теней обе фигуры. Ими оказались могучего телосложения мужчина в расцвете лет и маленькая девочка – не старше пяти лет. Оба черноволосые, с большими ярко-синими глазами.

- Эмалия...

Мужчина обнял девочку, прижав к груди бережно и аккуратно, малышка почти полностью скрылась в его объятиях.

- Папочка...

Мужчина начал медленно раскачиваться взад-вперёд, укачивая дочку, и поглаживая её по голове и по ещё вздрагивающей от всхлипов худенькой спинке. Малышка только сильнее прижалась к нему, спрятав лицо в складках светлого халата и обняв его за шею. Спустя несколько минут девочка уже дышала ровно и спокойно, засыпая в надёжных и любящих объятиях. Ещё через полчаса мужчина бережно устроил малышку на кровати и накрыл одеялом. Глубоко вздохнув, он немного посидел, не отрывая от неё глаз, затем поднялся, зажёг ночной фонарь и погасил лампу. Осторожно ступая, он проскользнул сквозь оставленную открытой дверь и медленно затворил её.

И только после этого перевёл взгляд на ожидавшего его мужчину примерно его лет, с забинтованной головой и роскошными – правда сейчас немного опалёнными усами. Кивком предложив следовать за собой, черноволосый мужчина прошёл по коридору, и миновав поворот, открыл дверь, ведущую в тёмную комнату. Посветив себе фонарём, он зажёг свет, и сразу стало понятно, что недавно тёмная комната являлась кабинетом. Массивный стол, не менее массивное рабочее кресло, в углу – диван, пара мягких кресел, журнальный столик. Пара шкафов, стеллаж с документами. У дальней стены – искусственный камин. Черноволосый мужчина проследовал прямиком к нему, щелчком по переключателю зажёг его и вернувшись к дивану, рухнул на него как подкошенный. И только тогда уронил голову на руки, спрятав лицо в ладонях.

Второй мужчина поставил на столик тёмную пузатую бутылку, пару пузатых коньячный бокалов и уселся в кресло рядом. Осторожно, стараясь не совершать резких движений, вытащил пробку и разлил по бокалам жидкость густо-янтарного цвета.

- Брат, - негромко произнёс он, держа в руках один из бокалов. Черноволосый мужчина медленно поднял голову, несколько секунд просто смотрел в никуда, а потом мгновенным движением выхватил бокал из рук брата и одним глотком опустошил его.

- Кристиан... Мелисса... умерла?..

Первый мужчина опустил глаза.

- Брат... Филипп... – на несколько тягостных минут в комнате повисло мучительно-напряжённое молчание. – Да. Врачи сделали всё, что могли, я уверен. Я никогда не забуду глаза врача, который вышел ко мне. Он словно... Словно сам там почти что побывал. Вместе с ней...

Кристиан замолчал, откинувшись на спинку кресла и слегка морщась, и с еле слышным полувздохом-полустоном закрыл глаза. Филипп несколько секунд смотрел на него, а потом задал неожиданный вопрос:

- Как тебе удалось сбежать из больницы? Тебя не могли отпустить в таком состоянии.

- Не могли. – Ответил Кристиан, не открывая глаз. – Того врача, который всеми командовал, кто-то отправил спать, и я улучил момент. Хотя и не следовало бы, наверное. Мне ведь тогда послышалась фамилия Гализар... будто он по мановению волшебной палочки перенёсся из Дилса сюда... Хотя чуда всё равно не вышло.

Замолчав, он словно обмяк в объятиях кресла. Филипп о ответ глубоко вздохнул и покосился на рабочий стол, а точнее – на стоящий на нём телефон.

- Всё-таки тебе не стоило уходить. Хотя... об этом ты мог и не знать. Организацией недельного цикла лекций в Сейрунском Университете занималась Мелисса...

- Значит, это бы всё-таки он... Тогда почему?.. Ведь он спасал таких, от которых отказывались светила...

Кристиан покачал головой – и тут же сморщился от разразившейся под черепом бури и со стоном откинулся на спинку кресла. Филипп вздохнул, но промолчал. У обоих перед глазами встало утро позапрошлого дня. Утра, когда собранная и подготовленная на для выступления принцессы Мелиссы Сейрунской взлетела на воздух, подброшенная мощным взрывом...

Молчание продолжалось долго. Филипп сидел сгорбившись, упираясь локтями в колени, и вертел в руках хрупкий бокал, по стенкам которого от донышка до самых краёв путешествовала янтарная капелька. Кристиан просто сидел с закрытыми глазами, и, казалось, дремал, только подрагивающие веки доказывали, что он всё-таки бодрствовал.

Беззвучно мерцал свет в искусственном камине.

Филиппу внезапно вспомнилось, как хотела Мелисса установить в комнате вместо имеющейся дешёвой игрушки что-нибудь получше, с настоящим огнём... И столь же внезапно осознал, что теперь любая перестановка, любая переделка будут бессмысленными – ведь их никогда не увидит она... На глаза навернулись слёзы, но Филипп сдержал их. Он не должен плакать. Плакать – значит уже наполовину покориться чужим правилам. Наполовину смириться с подлостями этого мира. Плакать – значит показать слабость, а он не должен быть слабым. У него ещё есть брат, которого завтра надо будет оттащить к медикам. У него есть малютка Эмалия, которую ему удалось прикрыть от взрыва. И старшенькая, Грациэлла, которую надо найти, куда бы бедняжку не завели ноги и судьба...

- О Грациэлле есть новости? – словно телепатически уловив мысли брата, в кресле шевельнулся Кристиан.

- Нет пока. В гостиницах не видели никого с её приметами, в парках, садах сейчас ищут. Завтра дадут объявление по телевидению – может, кто-нибудь её видел.

Филипп снова поник. Заговорив вслух о провале поисков, он растревожил свои страхи и сомнения. Грации не та, что могла так просто потеряться...

- Тогда её скоро отыщут. Налия – девочка приметная... Да и сама она наверное скоро подаст о себе знать – или просто вернётся, когда утихнет боль...

Кристиан говорил медленно и через силу, он уже засыпал, истощив последний запас сил. Филипп поставил бокал на столик, поднялся и осторожно, стараясь не дёргать, под руки поднял брата из кресла и неторопливо, но уверенно вывел из комнаты. За его спиной неслышно дрожал рыжеватый свет.

 

Колёса поезда перестукивали в едином ритме, поезд плавно покачивался, устроившаяся на верхней полке девушка совершенно не замечала этих неудобств, хотя и не была к ним привычна. Длинные аристократические пальцы то и дело касались непривычно-коротких прядей иссиня-чёрных волос. В левой руке девушки был зажат только что закрытый паспорт, в графе «имя» которого было каллиграфическим подчерком начертано: «Налия Сарпьене» Девушка была далеко от тянущейся на юг бело-зелёной гусеницы поезда.

На первое время денег ей хватит. Всё же драгоценностей ей за всё время надарили немереное количество – и зачем они были, к примеру, пятилетнему ребёнку? Ну зато не возникло даже тени искушения прихватить кое-что из семейных. На первое время хватит и этого. А потом... Грациэлла уль Налия Сейрун усмехнулась, запихнула новенький паспорт в рюкзак и повернулась на левый бок, носом к стене, и закрыла глаза.

Поезд стремился к Эльмекийской Республике.