Жизнь прекрасна.

 

Angell

 

Заря. Тихая, алая, словно медно-рыжая девушка со светло-карими глазами. Даже реснички рыжие. А кожа – белая, как просветлевшее на востоке небо. Заря тихонько гладит зеленые листики просыпающихся деревьев, опускаясь прядями, как волосы на зеленое платье. Рыжим всегда идет зеленое. Так же, как златовласым – голубое.

– Тебе нравится?

– Зачем Вы меня спрашиваете?

– Я хочу услышать ответ.

– Вы и так знаете, верно?

– Ты не поняла. Я хочу услышать ответ.

– Да, мне нравится. Я люблю жить.

– Видимо так.

– Да, так.

Молчание. Молчание, но не тишина: птицы просыпаются, перекликаются утренними голосками. По очереди, по одному, неуверенно. Многоголосый птичий щебет начнется еще не скоро, и особенно приятно слышать эти одинокие, словно потерянные в наступающем утре вскрики. Чик! Чирик? Чик-чир…

– Взгляни.

– Что это?

– А ты не догадываешься?

– Зеркало?

– Зеркало. Что ты видишь?

– Себя.

– Нет, что ты видишь?

– Я не понимаю… Что Вы..?

– Просто скажи.

– Красоту.

– Верно, красоту.

По-утреннему прохладный ветерок всколыхивает тонкие веточки отцветающих яблонь, отрывает и уносит с собой веер белых лепестков, оставляя после себя местами голые серые веточки. Яблони почти отцвели, вишня и слива только-только начинают. Сейчас ветерок может забирать не только снежно-белые, сахарно-сладкие цветы, но и терпкие, розоватые, словно сбрызнутое кровью молоко. Красиво. Недолговечно. И особенно прекрасно, когда это понимаешь.

– Тебе нравится?

– Зачем Вы меня спрашиваете?

– Я хочу услышать ответ.

– Наверное, Вы знаете лучше меня.

– Я хочу услышать.

– Да… Нравится.

– Хочешь, чтобы это осталось с тобой навсегда?

Речка. Холодная, быстрая, почти не дает отражения – так стремительно несется вниз, с холма, к горизонту. Быстро. Не замирая ни на миг, перепрыгивая через камни, разбрасывая фонтаны прозрачных, сверкающих, радужных капель. И поет, поет, поет… Так петь может только она, заряжая своей радостью все, что встречает, поверяя всем, насколько жизнь прекрасна. Звонкоголосая вода.

– Хочешь, чтобы это осталось с тобой?

– Навсегда?

– Навсегда. Навечно.

– Если я скажу «да», то…

Зеркало словно вздрагивает, стонет, как человек, услышавший безмерно печальную новость. И раскалывается. Быстрая трещина отзывается в отраженном мире как рана, сеть мелких трещинок паутиной старческих морщин оплетает все вокруг. Ничего не изменилось, но зарождающееся утро уже не кажется началом нового дня. Словно сумерки. Вечные серо-алые сумерки бесконечно серой жизни. И жизни ли? Речка застывает рельефным льдом, узорчатым, бракованным стеклом, что вылил на противень полуслепой, умирающий от старости стеклодув. Речка больше не торопится жить. У речки впереди вечность. Речка может отражать. И она отражает – жизнь, которую этот мир мог бы прожить, жизнь, которую этот мир проживет, если…

– Если я скажу «да», то…

– То?

– Сомневаюсь, что я этого хочу.

– И что же? Тебе не нравится?

– Нравится.

– Ты хочешь, чтобы это осталось с тобой?

– Навсегда?

– Навсегда.

– Нет. Я люблю жить.

 

июль 2006