Она. Он.

Лина сама

 

 

Сон, безусловно, был огромной слабостью.

Однако человеческое тело выжить без него не могло. Да, его тело уставало гораздо меньше, чем обычное человеческое. И всё-таки и оно нуждалось во сне.

Убедившись в этом, он долгое время пребывал в ярости. В принципе, ярость была ему привычным состоянием: кипящая, напрочь сжигающая всё вокруг или холодным пламенем горящая внутри, она всегда оставалась его верным спутником.

Впрочем, не только она. Способность привлекать к себе людей, мадзоку, рюудзоку и иногда даже синдзоку, да и вообще всех, никуда не делась с его… изменением. Ослепительное драконье пламя, не дающий никому себя приручить хаос, несгибаемая воля, стремление к цели, почти доходящее до амока, а иногда и превосходящее его… всё это непреодолимо тянуло к себе, притягивало, несмотря на риск сгореть, а, может быть, и благодаря ему тоже, вызывало такую же пламенную преданность сторонников и обжигающую ненависть врагов.

…А у одного существа эти качества пробудили, похоже, любопытство.

Сон был огромной слабостью. Во сне он становился уязвим, как никогда. И именно во сне к нему пришла она.

С самого начала он знал, что это - не просто грёзы, что это - настоящее. Что она действительно приходит, смешивая тьму и тьму, хаос и хаос… золото и огонь.

Сколько греха было в её прикосновениях, сколько благодати было в её ласке. Ока-сама. Создательница создателя, но всю его жизнь - ока-сама. Матерь. Мать. Мама.

Возлюбленная.

Видел ли он когда-либо её лицо? Он не помнил. Он помни чувственно обволакивающую тьму, помнил мягкое, бархатистое на ощупь золотистое свечение, помнил, что неизмеримая суть порой облекалась, как в мантию, в совершенное тело… но он не помнил, обладало ли это тело  лицом. Так что даже в этой жалкой попытке её прочесть ему было отказано.

Ибо сути её не сумел бы прочесть никто.

Он долго не знал, как отнестись к её вниманию. На фаворитизм рассчитывать не приходилось… и в конце концов он решил просто принимать эти сны, как должное. Вне зависимости от его желания - они теперь стали частью его жизни.

Иногда он задумывался, какая реакция у него будет, когда эти сны ей наскучат.

Он пришёл к выводу, что будет опустошён.

Сколь человеческое чувство… Сколько же человеческих чувств. Сколько же в нём теперь от человека.

Он подозревал, и, возможно, не зря, что именно этим и привлёк её внимание.

Её драгоценное, золотое внимание…

Как он и ожидал, в конце концов это внимание его не спасло. Как он и ожидал…

*

…Она смотрела на безумного отпрыска, и в глазах её не было жалости. Очень по многим причинам его существование сегодня подходило к завершению. Он преступил её законы. Он напал на её дочь-воплощение. Он лишил её…

…Чего-то, чего она ещё не хотела лишаться.

Она, возможно, могла бы попытаться спасти. Возможно, она могла бы назвать вот это - местью. Она не сделала ни того, ни другого.

Но Фибризо перестал существовать. Как до него перестал жить Гаав.

Кому-нибудь это показалось бы справедливым.

Не ей.

 

19.09.2003