Исповедь Зелгадисса
Лира
Я
помню, как разлеталась моя душа. Любой ее хрупкий осколок, каждое легкое
перышко. Они погружались в бесконечность, терялись в пучине времен, а порой
вновь возрождались ради краткого мига жизни.
Странно, не правда ли? А вы –
помните?
Первой
ушла Амелия. Улыбчивое, нежное создание, неимоверно
гордое, и даже чуть-чуть заносчивое. У нее были огромные васильковые глаза,
столь печальные, но после смерти Фила уже не знающие слез. Ведь королевы не
плачут.
Признаюсь,
я держался рядом с ней дольше положенного. Чувствовать себя будущим королем,
пребывать им... разве это ни прекрасно, ни об этом ли мечтают все рыцари? Амелия ни раз спасала меня из щекотливых ситуаций, никогда
не спорила. Когда она была рядом, мир преображался – и я любил.
Но
нельзя вечно оставаться наивным ребенком, как бы того не хотелось. Все дети мечтают поскорее вырасти....
Вторым
был Гаури. Уже не перышко, но осколок. Своей решительностью,
уверенностью в правоте воин помогал мне выжить. Да, именно так – справиться с
предательством, болью, одиночеством. Он
показал мне мир – многогранный, суетливый, и все же родной. Мир, который надо
защищать.
Который
не смог защитить его...
За Гаури растворились во вселенной несколько перышек.
Продержались не дольше пары лет, даровав частичку сведений о сущем,
и вскружили в небо. Но я не забывал их: Сильфиль, Кселлоса, Филию.
Одной
из последних меня покинула Лина, принесшая
мне ехидную улыбку и возродившая веру в дружбу. С ней все перевернулось с ног
на голову – белое стало черным, а черное – белым. Лишь после я осознал, что нет
ничего определенного, и грань между добром и злом - тонкая паутинка.
Потешаясь
над моими страхами, Лина научила смеяться меня. Смеяться
и верить. Тогда мир обрел краски.
Были и
другие. Безграничная череда вырезанных кусочков жизни: спокойные и
безрассудные, злые и добрые, чуткие и насмешливые. Не я создавал их, а они
собирали меня, громадную, невероятно сложную мозаику разума и чувств. И всякий
новый кусочек оказывался не менее важен, чем предыдущие.
...Я
помню, как разлеталась моя душа. Любой ее хрупкий осколок, каждое легкое
перышко. Они погружались в бесконечность, терялись в пучине времен, а порой
вновь возрождались ради краткого мига жизни.
И все
же они уходили.
Я оставался.