Трудно ли сказать “люблю”?
- Эй ты, каменный, подбрось-ка мне вон ту штуку! Да-да, именно ту. Ага,
спасибо. Стоявшая рядом с Линой Сильфиль перевела взгляд с явно обиженного Зелгадиса
на волшебницу. - Лина сан... вам не кажется, что последнее время вы несколько невежливы с
Зелгадисом сан? - Не пори чушь! – сверкнула на неё алыми глазищами Лина. – Всё как обычно,
правда, Зел? Химера пожал плечами и пошёл вперёд по дороге. Вместо ответа Лина обернулась и, сложив руки рупором, заорала: - Гаурри, ребята, у нас с Сильфиль срочные дела! Ищите нас в городе! Шедшего впереди Зелгадиса она полностью проигнорировала. Сильфиль покраснела, но упрямо возразила: - Но вы же не я! Вы-то можете просто подойти и сказать? Почему же?.. - Потому что он меня отошьёт последними словами! – Лина грохнула кулаком о
стол, заставив подскочить и зазвенеть груду пустых тарелок. – Потому что
Зелгадис – грубая бессердечная скотина! Будто ты сама не знаешь, Сильфиль! –
Девушка опустила голову на лежащие на столе руки и уже тише добавила: - А может,
это я себя так убеждаю, чтобы ни на что не решаться... Ни одна из них не заметила, что к концу их разговора в таверну вошёл
Зелгадис. По иронии судьбы, шум в таверне на пару секунд приутих, и химера ясно
услышал слова Лина: “Зелгадис – грубая бессердечная скотина”. В глазах его
мелькнула недоумённая боль, затем он накинул капюшон и подошёл к занимаемому
девушками столу. - Зелгадис сан! – воскликнула, смутившись, Сильфиль. - А, привет... – вяло, не отрывая головы от столешницы, помахала рукой
Лина. Химера холодно кивнул обеим, выражение его лица по теплоте могло соперничать
с айсбергом. - Я пойду возьму нам всем комнаты, - сказал он. Разгромив по дороге несколько бындитских банд, компания Рубак отоварилась
ощутимым количество сокровищ. Навьюченные, как ишаки, они тащили свою добычу в
ювелирную лавку. Лина вышагивала первой, задыхаясь под тяжестью поклажи. Заметив
это, шедший позади Гаурри крикнул идущему третьему, после Лины и Сильфиль,
Зелгадису: Химера подавил желание так и поступить и, вспомнив услышанное в таверне,
буркнул: На первый взгляд полностью поглощенная поеданием обеда Лина, тем не менее,
внимательно – и мрачно – наблюдала за увивающейся за Химерой Амелией. Честно говоря она ни на что особо не рассчитывала, Химера от таких
предложений хронически отказывался. На этот раз он, заколебавшись, украдкой
посмотрел на Лину. Та не заметила этого взгляда, но в ответ на слова Амелии
достаточно громко бросила: Разговоры за столом прекратились, все воззрились на Лину. Придя в комнату, она задумчиво подошла к кровати и осторожно взяла в руки
подушку. Потом изо всей силы запустила этой подушкой в стену. Потом упала на
кровать и разрыдалась. Дверь отворилась, вошла Сильфиль. Сильфиль села рядом с ней на кровать и молча притянула к себе. Наутро к Лине, беседовавшей с Сильфиль, подошел Зелгадис. Кивнув священнице,
он повернулся к волшебнице: Сильфиль толкнула волшебницу под ребра. Химера поднял руку: Он повернулся, чтобы уйти, но тут в комнату ворвался Гаурри: Отодвинув наемника и принцессу, в комнату вошел высокий каштанововолосый
человек в бежевых камзоле, брюках и наброшенной сверху того тунике. Сапоги
незнакомца также были бежевыми. Единственным, что разнообразило его одежду, были
вставки белого шёлка. Химера мотнул головой: Химера с большим сомнением посмотрел сначала на волшебницу, потом на
Гайма. Зелгадис сидел, прислонившись к дереву, и из-под накинутого капюшона наблюдал
за Гаймом и Линой. Вот она подошла к нему, вот он положил руку ей на плечо –
Химера скрипнул зубами, - вот она кивнула и улыбнулась ему. Да, ученый выглядел
лет на тридцать, значительно старше рыжеволосой волшебницы, но он, несомненно,
был красив и обаятелен. Не чета ему, Зелгадису. И, черт, Гайм с Линой смотрятся
отличной парой. Оторвавшись от разговора с Гаймом, Лина украдкой взглянула на Зелгадиса и
Амелию. Похоже, общество друг друга их устраивает. В конце концов, точки
пересечения есть: оба шаманисты, оба предпочитают в одежде белый цвет. Может, он
в неё влюблен? Лина качнула головой. Не-а. Даже собравшись уходить, он не стал
брать ее с собой. Посто он ее использует, потому что знает, что она в него
влюблена. “Не слишком мне хочется оказаться на месте Амелии. Если он узнает, что
я его люблю, он получит надо мной власть. И, если сразу не отошьёт, использует
как ему надо и отбросит. – Лина обняла себя за плечи. – Поэтому я не могу
сказать ему.” Она посмотрела на Гайма и уловила странно-неприятный отблеск в его
глазах. На следующий день исчезли Кселлос и Фелия, а оставшиеся Рубаки собрали
военный совет. Хранилище оказалось похоже на гробницу. Никаких следов двери заметно не
было. Прямо перед волшебницей появилась дверь, и Лина про себя улыбнулась тому, что
правильно определила ее местонахождение. Со стоном-скрипом, переходящим в ультразвук, дверь в хранилище исчезла. В
руки Гайма упал исписанный свиток. Загробный голос произнес: Гайм, развернув, пробежал вситок глазами и улыбнулся: О Повелительница Тьмы и Четырёх Миров, Молю, дай мне частицу свою Властью своей даруй руке моей гнев небес Освободи меч тёмной и леденящей пустоты Силой, соединённым могуществом Да пройдём мы вместе путь разрушения! ЛАГУНА БЛЭЙД! В руках у девушки заплясал Меч Тьмы. Она размахнулась – и разрубила всё
хранилище с Гаймом включительно. Потом бросилась к Зелгадису. Химера лежал в
луже собственной крови – волшебница вдруг подумала, что всего второй раз видит
его кровь. Голова Зелгадиса покоилась на коленях Гаурри, Сильфиль и Амелия
пытались остановить кровотечение. Лине показалось, что Химера не дышит. Лина, оттолкнув Амелию, упала на камни рядом с Зелгадисом и приложила ухо к
его груди. Сердце билось неровными толчками. Рубашка, прилипшая к телу, кое-как
заменяла повязку. Зелгадис с трудом приоткрыл глаза и едва слышно спросил: Лина застыла, на миг в ней всколыхнулись все предубеждения по отношению к
Химере: Девушки соединили, шепча заклятия, руки над телом Зелгадиса, выбрав в
качестве фокусирующей точки жезл Сильфиль. На Химеру полился белый свет. Взметнувшись в воздух при взрыве хранилища, на землю мягко планировали листки
пергамента. Один из них опустился в протянутую ладонь. Кселлос положил руку на плечо Лины, и уставшие было девушки почувствовали,
как в них вливаются новые силы. Раны Зелгадиса затянулись, кровь с земли и одежды испарилась. Трио распалось,
девушки откинулись на спину. Кселлос поддержал Амелию и Лину, Гаурри подхватил
Сильфиль (чудом не уронив при этом Химеру). Просыпаясь, Лина слушала, как Гаурри и Кселлос спорят (на деньги), кто первый
очнется. Завернувшись в плащ и слегка пошатываясь, Лина подошла к спавшему Зелгадису.
Присела рядом. Над головой девушки повисла капелька: На этой самой ободряющей фразе Химера открыл глаза. Гаурри смутился, но ненадолго: Химера ничего не ответил, только слегка улыбнулся девушке. Лина сидела
красная, спрятав лицо в волосах. Кселлос кашлянул. Рыжеволосая волшебница с благодарностью взглянула на священника. Амелия уже довольно долгое время не спала. Она плакала. Пока на костре жарился и варился ужин (в тот день в окрестностях была
истреблена половина всех обитающих там животных), Кселлос читал вслух
подобранный на руинах хранилища листок (над листком сиял Лайтинг, но все
почему-то сомневались, что он так уж священнику нужен). “Второго числа – здесь кусок выжжен – года. Создав это хранилище, я решил не ограничиваться обычным запирающим заклятьем.
Поскольку почти все необычные уже использованы, пришлось составить новое. Само
по себе оно не так уж странно: дух-страж открывает обнаруженную дверь при двух
условиях: нужно знать необходимое заклинание и принести или привести (в
зависимости от одушевленности или неодушевленности) что-либо, мною созданное.
Эта вещь после вещь после открытия хранилища приносится в жертву –
уничтожается...” - Кселлос оторвался от листка и заметил: - Думаю, теперь
понятно, почему Гайм Сан решил нанять именно нас. “... Поскольку мною созданы самые разные вещи, в том числе и те, что почти
невозможно уничтожить, над заклятьями пришлось потрудиться. После долгих изысков
и экспериментов я наконец составил заклятие разрушения Каменных Химер. Пришлось
пожертвовать несколькими экземплярами, не самыми, впрочем, удачными, но цель
достигнута. Но это не самое
..
О стражи этого места,
Позвольте мне,
принесшему ключ
И обещающему принести его в жертву,
Войти и причаститься
вашей мудрости!
Покарайте меня, забрав мою жизнь,
Если я лгу!..
для всех спящих.
Поскольку мне не нужно было заклятие, сравнимое по силе с Драгон или Гига Слэйвом, пришлось пуститься на хитрость: “Пусть хранящие тебя заклинания/ Повернутся вспять”. Таким образом устранялась неуязвимость, которую я дал своим созданиям, но – когда одна из наиболее стойких Химер выжила после действия заклятия, она начала медленно возвращаться к исходному состоянию. Заклинания действительно повернулись вспять, убивающая сила
обратилась исцеляющей. Надо будет попробовать на З. – после завершения моего дела, - если не найду более мягкого способа. Исцелять его все равно рано или поздно придется – своя кровь, как никак. Быть может, удастся заклина...” - Кселлос повертел пергамент в руках: - Боюсь страница кончилась, а других не найти. Но мы и так узнали всё, что нужно, не так ли?Гаурри снова открыл рот, но Сильфиль быстро прошептала:
Сделав вид, что ничего не заметил, священник заметил:
Химера не ответил.
Лина впала в каплю:
Потянувшись за свитком, Химера выронил один из пергаментов, которые держал в руках. Выругавшись сквозь зубы, он нагнулся, но чья-то рука опередила его, схватив листок и протянув Зелгадису. Тот взял, взглянув в замкнувшееся лицо Лины.
Зелгадис посмотрел на звезды:
Удивленный прозвучавшим в ее голосе отчаянием, он взглянул на Лину и, увидев блестевшие в лунном свете слёзы в уголках её глаз, почувствовал себя именно “грубой бессердечной скотиной” за взятый неприятный тон.
Зелгадис положил руки ей на плечи. Лина напряглась.
Оба вопроса прозвучали почти одновременно.
Тем временем на стоянке мирно заканчивался ужин. Кселлос честно попытался сдержать обещание, данное Лине, и оставить порции ей и Химере, но видя, что никто не возвращается, плюнул на это дело и со словами: “Остывает же!” первым бросился на еду. (М-да-а... Однако у Рубак влияние... С кем поведёшься, в общем.) В данный момент компания разбилась на две пары: Сильфиль объясняла Гаурри смысл происходящего (слышались удивленные возгласы: “Да-а?”), а Кселлос утешал Амелию, усевшись с ней рядышком и рассказывал что-то забавное. Его старания, в отличие от стараний Сильфиль, были, похоже, успешны: принцесса, блестя глазами, смеялась и улыбалась.
Поскольку Лина уступала ему в росте, первым непроизвольным (не считая небезуспешной попытки удержаться на ногах, конечно) движением Зелгадиса было подхватить её, чтобы она не упала. Потом его объятия стали крепче и нежнее, и он поцеловал её в ответ. Лина затрепетала.
Опустившись на пятки, она обняла Химеру за талию, и прижалась щекой к его груди.
Она взглянула ему в глаза:
Проведя рукой по её волосам, он коснулся пальцами подбородка девушки, заставив её поднять голову.
Лина смотрела в освещенное луной и звездами и постепенно теряющее свою химерность лицо и не находила в нем ни безразличия, ни мстительного злорадства, ни презрения. В этом лице были лишь нежность, забота и...
Улыбаясь, Зелгадис приложил палец к её губам и, перед тем, как поцеловать, первый раз произнес вслух то, что знал не один год и что не мог сказать из-за своего состояния и внешней колючести волшебницы:
(21.09.2000
00.05)
P.S
. Ненавижу хэппи-энды.P.P.S
. Это что за пять биноклей торчат из ближайших кустов?!